Глобальное пандемийное соглашение — не новость. О нем было заявлено 31 мая этого года, и с тех пор шла подготовка к его разработке и подписанию. На нынешней сессии никто ничего обсуждать уже не будет — она носит протокольный характер, все решено в промежутке между концом мая и сегодняшним днем.
Речь идет о создании нового баланса между тремя акторами: национальными государствами, глобальными корпорациями и международными бюрократическими институтами. Строго говоря, международная бюрократия не является самостоятельным субъектом процесса, так как она выполняет роль посредника и транслятора. В общую систему уравнений вводится также еще один полноправный член — неправительственные организации. Всевозможные Гринписы, которые теперь существенно повышают свой статус. Это, кстати, заход уже под новый виток перебалансировки мирового порядка, связанный с историей про глобальное потепление (правда, с потеплением вышел некоторый конфуз, поэтому сегодня его более обтекаемо называют «изменения климата» — очень удобно, так как бороться с тем, что по определению не может быть статичным — это вечный хлеб).
Участие России в этом блудном действе лучше всего говорит о реальных планах российской знати. Для всяких смердов произносятся духоподъемные речевки про державность, народность, суверенность и прочие полезные штуки, в реальности идет продажа всего. И уже не только нефти и газа, а страны в целом. Ее будущего. Нашего, кстати, будущего.
Теперь нами будут управлять совершенно неизвестные нам люди, а местные туземные упыри будут лишь передавать их волю. Ну, и реализовывать. В обмен они получат маленькую табуреточку у входа в помещение, где взрослые будут решать судьбы планеты. Права голоса у них, конечно, не будет, но табуреточка — это все-таки лучше, чем за дверью под дождем.
Проблема, как обычно, заключается в одном-единственном факторе: у этой шпаны не было, нет и никогда не будет собственного образа будущего, своего проекта развития. Поэтому они всегда будут встроены в чужой.
Здесь, по всей видимости, дело даже не в скудоумии и интеллектуальной нищете нашей знати (хотя с этим у нее все в полном порядке). Дело в мотивах. Довольно внятно подобные мотивы описали Мартин Макгуайр и Мансур Олсон в своей теории «оседлого (стационарного) бандита». Суть ее, если крайне сжато — государство отождествляется с «оседлым бандитом», который закрепляется на некой территории и получает доход с имеющегося на этой территории населения. По Макгуайру и Олсону, «стационарный бандит»-государство обладает долгосрочной стратегией, базирующейся на заинтересованности «оседлого бандита» в развитии территории и извлечении из нее динамично увеличиваюшегося дохода.
В отличие от стационарного бандита есть бандит кочевой, бандит-гастролёр. Таким определением авторы называют государство, созданное элитой, целью которой является извлечение максимальной прибыли в краткосрочной (одно-максимум два поколения) перспективе. Поэтому «кочевой бандит» не строит сколь-либо устойчивых институтов власти и управления, не формализует деятельность структур управления, управление ведется строго в понятийном поле. Соответственно, проев производящую и ресурсную инфраструктуру территории, «кочевой бандит» либо уходит на другие территории, либо легализует свой доход в других юрисдикциях. Что, собственно, мы и наблюдаем по российской знати — только в США собственность российских нуворишей оценивается в 0,8-1,3 трлн долларов. В Европе — примерно так же.
Поэтому российская знать, обобрав до нитки страну и народ, вполне полагает, что за легитимацию собственности, которую они выпотрошили из России, она вправе расплатиться суверенитетом территории. И в этом смысле ни малейшего удивления сдача суверенитета уже в правовом обязывающем смысле вызывать не может.
***
Поддержка российской знатью глобального проекта цифрового контроля над населением вызвана двумя базовыми факторами, которые для этой знати начинают иметь ключевое, буквально жизненное значение.
Внешний фактор связан, как ни странно, с сугубо внутренней ситуацией. Придерживаясь стратегии «кочевого бандита», российские нувориши никогда не развивали и не собирались развивать технологическую инфраструктуру доставшегося им наследства. Соответственно, рано или поздно, но должно было наступить ее исчерпание. Этот процесс можно наблюдать в нефтяной отрасли — попытка увеличить объемы добычи натолкнулась на истощение месторождений. Газовая история с дефицитом газа на критически важном для Газпрома направлении — европейском — тоже объясняется в значительной мере тем же фактором.
Наступает время думать об «отходе». Страна разорена, ограблена, выдоена. Природные ресурсы конвертированы в собственность и переведены в другие юрисдикции. Пора переходить к задаче сохранения — и без подчеркнутой лояльности к владельцам этих юрисдикций такую задачу не решить.
Поэтому внешний фактор поддержки проекта «новой нормальности» является решением задачи сохранения собственности. Если бы Запад предложил какой-либо другой проект, российская знать с тем же пылом поддержала бы и его. Какая, в сущности, разница.
Внутренний фактор более сложен, но и он вытекает из рентно-сословного уклада построенной в России системы власти и управления. В таком порядке знать, с одной стороны, заинтересована в собственной легитимации через создание зависимости большей части социальных групп населения от государства и его подачек. То есть — раздаче части рентных доходов в обмен на лояльность (причем неважно, показную или искреннюю). С другой стороны, сокращение рентных доходов в условиях неостановимой деградации инфраструктуры вынуждает знать урезать выделяемые населению объемы ренты. Системный кризис, начавшийся в 2011-2012 годах, вынудил знать принять к исполнению известные «майские указы», которые и запустили процесс сокращения доступа населения к рентным доходам. По очевидной причине выбранная стратегия решения не имеет, а потому к 2019 году система вошла в катастрофический сюжет, из которого для знати в существующей модели власти выхода уже нет.
Возникает проблема легитимности. Управлять населением только инструментами принуждения и насилия невозможно. Обеспечивать размен рентных отчислений на лояльность в условиях ресурсной катастрофы для всех социальных групп невозможно. Возникает проблема смены модели управления.
Предложенные «новой нормальностью» инструменты вполне соответствуют внутренним целям и позволят легитимизировать режим через создание непрекращающегося перманентного кризиса для всех без исключения социальных групп. Размен вынужденной лояльности этих групп на помощь в текущем решении кризиса теоретически замещает нынешнюю систему размена лояльности на раздачу благ.
Если в прежней системе отношений блага были положены и закреплены в качестве обязательств государства (пенсии, пособия, заработная плата, бесплатное образование и здравоохранение), то в «новой нормальности» блага распределяются в индивидуальном порядке и только в ответ на демонстрацию лояльности (участие в вакцинации, как пример) При этом государство получает право в произвольном порядке изменять размер благ, а инструменты контроля позволяют исключить человеческий фактор, доверив контроль над демонстрацией лояльности цифровым алгоритмам. Это существенно сократит бюрократическое сословие, выбросив значительную его часть из числа получателей ренты, а также сократит фактор низовой коррупции.
Сказанное означает, что для российской знати выбора, по большому счету, нет. Она вынуждена встраиваться в «новую нормальность» или ей придется пережить собственную катастрофу, риски которой для нее выглядят неприемлемыми.
***
Военные решили проблему QR-кодов классическим способом — они вообще не станут их получать, а в местах, где требуется их предъявление (то есть, везде), они будут предъявлять сертификат о прививке и удостоверение. По всей видимости, огромное количество самых разных силовиков, коих в стране примерно столько же, сколько населения, производящего блага, в итоге тоже перейдут на особый статус. Отдельные категории чиновников, которые сочтут, что общий порядок получения клейм нарушает разного рода тайны и государственные секреты, тоже создадут для себя отдельную систему. Появится категория персональных садовников, водителей, парикмахеров, шлюх и любовников, которые тоже получат доступ к отдельным видам персональных меток.
Итог понятен: наличие QR-кода будет означать принадлежность к первому сорту, наличие особых документов — к более высокой, чем обычные простолюдины, касте, отсутствие кодов станет отличительной меткой пораженных в правах унтерменшей. Далее творчество неизбежно распространится на внешний вид кода. Глядишь, будет введена цветовая дифференциация кодов (когда начался психоз в первый локдаун, по Кубани ездили автомобили с пропусками разного цвета, означающие разные допуски и статус владельца).
В итоге дело быстро дойдет до полного абсурда, а потому закончится предложением перейти на более технологичное решение — цифровые паспорта. Единые для всех. И вот они-то и станут тем самым чипом, который будет пропуском в дивный цифровой мир, где человек — просто активная ссылка в реестре. С множеством флажков, каждый из которых разрешает или воспрещает допуск к нормальной жизни — поездкам на транспорте, походу в магазин или кафе, допуск на работу и так далее.
Эпидемия будет просто фоном. Поводом для контроля населения. У которого будет простой выбор — либо раз в два-три месяца идти на очередную процедуру, подтверждая свою лояльность лагерной администрации, либо автоматически лишаться «флажков», позволяющим им считаться человеком.
***
Вопрос, который возникает (а возникает он неизбежно) — как противостоять машине террора и насилия кремлевского фашизма? Если еще до «эпидемии» режим укатывал под асфальт недовольных, то сегодня у него нет вообще никаких ограничений, и мы не видим прямого применения неограниченного насилия лишь потому, что нет ни организованных, ни неорганизованных выступлений людей. При этом каратели уже мотивированы, и бесконечная череда сообщений, фотографий и роликов абсолютно неадекватной агрессии лишь подчеркивает, что террор прочно занял свое место в нашей жизни, и в любой момент он может быть применен, как и положено террору: немотивированно, безадресно и бессистемно. В переводе на общепонятный язык — попасть под каток может любой, и не нужно даже пытаться искать причину, по которой он по тебе проедет. Террористу, взрывающему грузовик, плевать, кого он убьет. Фашистскому режиму, в сущности, тоже.
Я много раз писал и говорил, что прямой ответ фашистскому режиму невозможен — он заточен на противодействие структурированным угрозам. Любая организация будет разгромлена им. Причем даже неважно, что это за организация — клуб любителей аквариумных рыбок или дети, играющие в какие-нибудь шпионские игры. Для режима важен вызов: есть люди, способные собраться вместе и ставить перед собой общие задачи. Даже если это задача покупки мотыля. Логика понятна: сегодня вы вместе идете покупать экзотических рыбок, а завтра свергаете режим. Поэтому дело об организованной экстремистской группировке — как здрасьте. Тем более, что это обоснование существования целых департаментов по надзору. Они же должны отчитываться в конце концов.
Чего не в состоянии делать структурированный террор — это противостоять бесструктурному протесту. Непонятно, кого ловить и сажать. Выход, конечно, есть всегда — будут ловить и сажать любого. Просто любого, но саму проблему это не решает никак.
Бойкот — это непрямой и бесструктурный протест. Он абсолютно неконструктивен и не может быть конструктивным. Его цель всегда одна и та же: если ты не можешь бороться с врагом (а любой фашистский режим всегда враг для народа), значит, ты можешь бороться с его планами. И если ты разрушаешь планы врага — ты побеждаешь его.
Вторая форма бесструктурной борьбы — это солидарность. Задача фашистов всегда будет заключаться в том, чтобы создать у людей чувство одиночества и обреченности. Разъединить их, а по возможности — стравить между собой. Нынешние пособники фашистов, гневно обличающие неких мифических «антиваксеров» (хотелось бы понять, о ком это они) — это как раз те, кто поддерживает кремлевский режим в вопросе установления в стране террористической диктатуры. Пособники. Подельниками их назвать сложно — мелкие шавки, гавкающие из-за забора — не более того. Но закону все равно — ты ли насиловал или ты просто держал за руки. Закону возмездия всё равно тоже. Когда придет время, их обязательно вспомнят. Как тех, кто содействовал фашистам. Все эти хиви и шуцманы нового времени ничем не отличаются от своих предшественников.
Солидарность — это тоже бесструктурное действие. Задача которого — не дать врагу разъединить людей. Создать общее. Поддержать слабого. И даже в форме простой человеческой поддержки это крайне важно.
Когда режим приступит к массовому террору прямого действия (а вероятность этого достаточно велика), то только общая солидарность может существенно осложнить его планы, а возможно, и сломать их. Речь идет о любых насильственных действиях в отношении любых людей. Возможно, впереди у нас реализация самых людоедских решений — вплоть до объявления зон ЧС и выселения людей с территории. Подозревать кремлевских в гуманности просто нелепо. А потому мы все должны понимать, что сегодня отправят строить города Шойгу одних, а завтра могут дополнить их уже вами. И потому любые проявления солидарности с жертвами фашизма — это, фактически солидарность с самими собой. Спасая чужих людей, вы в конечном итоге будете спасать и себя.
Автор — независимый политаналитик Анатолий Несмиян (ElMurid)